Про Павла Астахова говорят, что он обожает создавать прецеденты в адвокатской и судебной практике. От такого имиджа известный адвокат не открещивается. Он утверждает, что правозащитник в своей профессии должен стремиться занимать собственную позицию и отстаивать ее...
Из досье: Родился 8 сентября 1966 г. в Москве. Служил в погранвойсках, после демобилизации поступил в Высшую школу КГБ. Сразу после окончания вуза в 1991 г. ушел из КГБ. В Московской городской коллегии адвокатов с 1994 г. Был адвокатом Гусинского, НТВ, Доренко, Поупа, Правительства РФ, Лужкова, ОРТ и др. Ведущий программы «Час суда» (Ren TV).
— Павел, сегодня вы — один из самых известных российских адвокатов. Вы целенаправленно к этому стремились?
— Я не сидел и не думал, как бы мне стать известным, все произошло органично. Начал практиковать в апреле 1993 г., а уже в июне появились статьи о проведенных мною процессах. С первого дня своей работы я понимал, что должен работать на тысячу процентов, что нет времени на раскачку — надо завоевывать авторитет и признание. Влияние любого правозащитника увеличивается пропорционально количеству выигранных дел. Как только у меня появились интересные дела, стали приходить журналисты. Они хотели выяснить, как же так вдруг произошло, что человек отсидел под стражей девять месяцев и вдруг его — бац — и выпустили. Что, правосудие плохо работало? Или, может быть, адвокат хороший попался?
— Но вам нравится ваша популярность?
— Не буду лукавить и скромничать — нравится. Многие вопросы легче решать, когда тебя знают. И если ты известен со знаком плюс, к тебе уже изначально благожелательно относятся.
— В какой момент вы почувствовали, что вас узнают?
— После событий вокруг компании «Медиа-МОСТ» в 2000 г. Тогда сотрудники НТВ дважды выходили на митинг! Когда участвуешь в таком громком деле, твое имя сразу оказывается у всех на слуху. Известность для меня — это не способ пощекотать самолюбие, это форма благодарности за непростой труд. Недавно мы с женой были в большом супермаркете. Проходя мимо двух разговаривающих между собой женщин, я услышал в свой адрес: «Вот, НАШ адвокат пошел...» Было приятно.
— Про вас говорят, что вы обожаете создавать прецеденты в адвокатской и судебной практике...
— Это так. Любой уважающий себя юрист, ученый-исследователь заинтересован в этом. Создать прецедент — как прорубить тропинку в дремучем лесу, по которой дальше за тобой пойдут остальные. Возьмем конец прошлого года. Были внесены поправки в избирательный закон, в них говорилось, что журналистам запрещено заниматься агитацией и освещением предвыборной кампании. Мы пошли в суд (я защищал Сергея Бутмана, заместителя Венедиктова), создали прецедент, и на его основе были внесены поправки в избирательный закон.
— Вашими услугами может воспользоваться любой человек или вы адвокат для избранных?
— Как говорил один персонаж в американском боевике: «Каждый человек имеет право пригласить самого лучшего адвоката за свои собственные деньги». Вот и ко мне каждый имеет право обратиться, я ограничен лишь временем. Поэтому, конечно, выбираю. Выбираю дела интересные, в которых есть драйв. Например, я не люблю заниматься налоговыми делами, хотя в свое время окончил для этого бухгалтерские курсы, даже баланс составлял. Но цифирь для меня — скука несусветная. Поэтому такие дела передаю своему младшему партнеру, который ас в налоговых делах и с удовольствием ими занимается.
— А вас больше привлекают убийства?
— Вовсе нет. В деле главное — изюминка. Вот была история с Артемом Стефановым, обвинявшимся в убийстве Юшенкова. Дело развивалось буквально по секундам. Мальчика арестовали, увезли в неизвестном направлении, мать в слезах, журналисты бегают за прокурором… На следующий день генеральный прокурор выступает в Госдуме с отчетом по делу Юшенкова и заявляет, что убийца пойман. Ночью мне звонят знакомые журналисты: «Помогите! Хоть что-нибудь сделайте!» Бросаю все дела и еду. Вступаю в переговоры с прокурором, еду в изолятор, мои сотрудники отправляют различные телефонограммы о произволе… И в 13:20 следующего дня Артема освобождают.
— Вы бесплатно вели это дело?
— Мне заплатили немного, но в данном случае для меня важнее была благодарность родителей Артема.
— То есть вы беретесь за дела, способствующие выбросу адреналина?
— Конечно. Это могут быть всевозможные вещи: и фабула дела, и стороны, участвующие в этом процессе, и внимание общественности, и гонорары. Когда все факторы складываются, мне становится интересно, и я берусь за дело.
— После окончания школы вы сами попросились на службу в погранвойска. Почему? Обычно так не бывает...
— После школы я попробовал поступить в военное училище. Приехал, посмотрел: казарма, колючая проволока, и сразу стало как-то грустно. А в армию я пошел Родину защищать. Я и сейчас считаю, что для любого молодого мужчины армия нужна. Если не два года, то уж 6–12 месяцев точно.
— Демобилизовавшись, вы пошли в Высшую школу КГБ. После армии туда было легче поступить?
— Наоборот, тяжелее. За два года службы знания куда-то улетучиваются. А конкурс был двадцать человек на место! У меня и в мыслях не было поступать в КГБ. Такая сумасбродная идея пришла в голову нашему кадровому разведчику. Он вызвал меня к себе на собеседование и спросил: «Ты хотел бы быть разведчиком?»
— Почему он выбрал вас?
— Посмотрел мое личное дело.
— И увидел, что ваш дедушка был чекистом?
— Нет. Он смотрел на то, как человек себя проявил. А у меня были задержания правонарушителей, отличия.
— А вам самому хотелось работать в разведке?
— Всем мальчишкам хочется быть Штирлицем, даже когда им двадцать лет. И я поехал поступать.
— На кого выучились?
— У меня в дипломе написано: «Юрист-правовед со знанием шведского языка».
— Шведский сами выбрали?
— Сам. Английский я знал, поэтому захотелось изучить редкий язык. На нашем факультете давали базовое гражданское образование. После учебы можно было работать юристом, переводчиком, а можно было и в разведку пойти. Мне предложили продолжить обучение в разведшколе (это 1,5 года), а потом поехать в Швецию, но я отказался. Во-первых, из-за того, что после путча органы стали разгонять (я не видел своего места в системе), а во-вторых, понял, что я — свободолюбивый человек (армии и пяти лет учебы в школе КГБ мне с лихвой хватило). Да и за семью с двумя детьми надо было отвечать.
— Сколько иностранных языков вы знаете?
— Четыре: английский, шведский, испанский и французский. Хочу выучить итальянский.
— Вы говорили, что знание иностранных языков позволило вам установить контакты с зарубежными коллегами. В итоге после участия в заседании круглого стола Конгресса США вы получили приглашение поучиться в Школе права университета Питсбурга. Зачем это было надо американцам?
— Наверное, чем-то им понравилась моя позиция адвоката и мой профессиональный подход. Помню, мы тогда долго согласовывали тему моего сообщения. Американцам хотелось послушать про дело НТВ, а мне не хотелось сужать тему дискуссии. В итоге я прочитал доклад под названием «Адвокатская практика в современной России». После доклада мне стали задавать всевозможные вопросы. Кто-то из американцев спросил: «Чем мы можем помочь России?» На это я ответил, что надо налаживать программу обмена.
— Это был намек?
— Нет, я себя не имел в виду. Услышав такое предложение, мне сказали: «А вы сами хотели бы поучаствовать в программе обмена?» Я согласился.
— Вот так сразу, не думая?
— Как-то коллега из Сан-Франциско (во время моего пребывания в Америке в 1995 г.) задал мне вопрос: «На чем ты специализируешься?» «Понимаешь, у нас специализироваться очень сложно, у нас еще нет узкоспециализированной адвокатуры. Если я занимаюсь уголовными делами, то все равно не смогу отказать своему приятелю, который просит помочь разделить свое имущество при разводе с женой». Этот разговор подвел меня к мысли, что специализироваться все равно надо. Поэтому, когда меня пригласили поучиться, я согласился сразу. А вот выбирал специализацию долго, в итоге стал изучать международное и конституционное право. Сегодня я могу вести дела в Конституционном суде.
— Школу права в США вы закончили с медалью. Любите всегда и во всем быть первым?
— Безусловно. Стремление к лидерству, стремление занимать собственную позицию и отстаивать ее необходимо любому адвокату.
— После окончания школы вам предлагали работу за рубежом. Почему отказались? Не ваш масштаб?
— Наверное. Меня не привлекала перспектива сидеть ближайшие двадцать лет и составлять меморандумы для старшего партнера. Хотелось работать со сложными громкими делами. Я знал, что смогу привнести что-то новое в деятельность российской адвокатуры, смогу разбираться с международными делами.
— То есть Россию вы выбрали из-за того же ощущения драйва?
— Бесспорно. Но иногда я скучаю по спокойной и размеренной жизни в Америке, когда знаешь, что в выходные тебя обязательно ждет или поездка, или пикник, или кино.
— Вы кандидат юридических наук. Успешному адвокату обязательно иметь научную степень?
— Не обязательно. А вот заниматься наукой — без всякого сомнения. Адвокат должен совершенствоваться.
— В своей карьере вы уже достигли вершины Олимпа или все впереди?
— У меня только десять лет адвокатского стажа. Недавно справил юбилей и создал фирму. Следующие десять лет, надеюсь, пройдут под эгидой этой фирмы. А дальше… Кто знает? Может быть, я займусь административной работой в адвокатской палате. Еще я начал писать докторскую диссертацию и собираюсь защитить ее в Испании. Но я не возвожу на Олимп свои очередные карьерные победы. Олимп в адвокатуре — это достижение всеобщей справедливости.
— Но вас можно назвать карьеристом?
— Как-то я участвовал в передаче на радио «Арсенал», и один человек (видимо, несчастный) позвонил и очень злым голосом сказал: «Что вы слушаете этого Астахова?! Он же беспринципный карьерист!» На что я ответил: «Что вы так меня обижаете? Я принципиальный карьерист».
— То есть слово «карьерист» для вас не ругательное...
— Это как слово «амбиции». У нас долгое время с осуждением говорили: «Ой, какие у тебя амбиции! Ты очень амбициозен!» А на Западе считают, что если у человека нет амбиций, то он либо инвалид, либо недоразвитый. Карьеризм для меня — это стремление стать лучшим в своей профессии.
— Профессия адвоката, особенно успешного, весьма высокооплачиваемая. На ваш взгляд, то, чем вы занимаетесь, допустимо рассматривать как бизнес?
— Нет. А вот в Америке, где судебный адвокат получает 33 % от суммы иска, адвокатуру можно назвать бизнесом.
— Вы считаете себя состоятельным человеком?
— На жизнь мне хватает. Но мне хватало и тогда, когда я был студентом. А у меня была семья, и нам не помогали ни мои родители, ни родители жены. Как-то выкручивался, в свободное от учебы время подрабатывал в четырех местах. Сегодня у меня есть все необходимое. Но я не раб вещей и не страдаю комплексом неполноценности от того, что есть люди намного богаче меня. Если удается заработать сверх необходимого, с удовольствием тратим на поездки. Выезжаешь — получаешь новые впечатления, «новые глаза».
— На Ren TV вы ведете «Час суда». Зачем вам это нужно? Хотите быть публичным человеком?
— А я и без того публичный, от этого уже не уйдешь. Могу в любой момент покинуть передачу, проблемы здесь нет. Просто меня не отпускают те самые две тысячи писем в неделю, которые приходят в редакцию. В каждом из них горе, обиды, проблемы, отчаяние. А человеку нельзя давать отчаиваться, ему надо давать возможность надеяться и верить. Вот мы и пытаемся (пусть кому-то и кажется, что это шоу) объяснить, что справедливость есть, что в каждом конкретном деле можно добиться справедливости.
— В передаче вы выступаете в качестве судьи. Роль вам пришлась по вкусу?
— На Западе любой хороший судья когда-то был хорошим адвокатом. А у нас судьи, прокуроры и адвокаты идеологически разобщены. Все боятся: «Не дай Бог судья пойдет с адвокатом чаю попить! Может быть, они о чем-нибудь там договорятся!» Глупость! Договариваются, как правило, люди, не участвующие в процессе. А в роли судьи я чувствую себя вполне уютно.
— А было так, чтобы судьи про вас говорили: «Вот Астахов решил в судью поиграть...»?
— Когда мы начинали программу, я сам предупредил редакторов и продюсеров, что по этому поводу могут быть нарекания в мой адрес и со стороны коллег, и со стороны судей. Но ни того, ни другого не случилось.
— А вам самому что интереснее?
— Адвокатура. Я свою профессию менять не собираюсь. А на ТВ мы создаем образ третейского суда, того, который бы нам хотелось видеть в жизни. Самое интересное, что некоторые судьи после просмотра передачи пытаются быть похожими на мой телевизионный образ.
— Вы выпустили книгу «Правописные истины или левосудие для всех». Для вас это определенный этап в карьере?
— Нет, просто мне нравится пописывать. Ежемесячно в различных изданиях я публикую свои статьи (обычно три-пять). Профессиональная жизнь адвоката состоит из интересных встреч, событий, дел, подчас забавных и веселых. Поначалу я просто набрасывал свои мысли, а потом объединил их в очень смешную книжку.